— Будьте любезны, капитана Расина, — сказал Портерфилд, слыша в трубке, как полицейский проговорил «Капитан, к телефону» в гулкое пространство, заполненное различными шумами.
— Расин слушает.
— Здравствуй, Джон, это Бен Портерфилд. Когда встречаемся?
— В полвосьмого, у «Массо и Фрэнка». Обед — на твое усмотрение.
Стены, обшитые полированным деревом, заканчивались где-то в темноте, намного выше уровня светильников. Портерфилд в одиночестве сидел в кабинете ресторана, который напоминал ему многое из прошлого. Официанты в ярко-красных пиджаках почти бегом бесшумно сновали по проходам, таская нагруженные подносы, так что весь вытянутый в длину ресторанный зал казался дорогой к месту назначения. Вместе с тем путники попадали именно туда, куда нужно, в иное временное пространство, в 1925 год. Но отнюдь не интерьер ресторана вызывал образы прошлого — там не было ничего старинного и антикварного. Просто здесь присутствовало чувство вечности. В последние шестьдесят лет здесь ежедневно в один и тот же час зажигались плиты, официанты наряжались в алые пиджаки и отпирался парадный вход. Когда изнашивалась красная кожа на сиденьях стульев, приходили обивщики и заменяли на точно такую же, всякий раз успевая к утру следующего дня, чтобы завсегдатай ничего не заметил, и так шло уже много лет, независимо от того, что происходило за дверями, выходящими на бульвар Голливуд.
В широкие окна виднелся нескончаемый поток людей. Раньше всех уходили с работы садоводы, затем киношники, от продюсеров и актеров до гримеров и носильщиков, потом разные оформители и рекламодатели, агенты, водители, наконец, торговцы домами, автомобилями, страховками, одеждой и пищей, а также продавцы наркотиков и женщин. Наконец, шли нищие, которым казалось, что фонари излучают тепло, некоторые из них частенько ночевали на местной автомобильной стоянке, если, конечно, помнили наизусть список патрульных автомобилей…
А внутри ресторана по-прежнему был 1925 год, по-прежнему постоянные клиенты заказывали салат с устрицами, и какой-то толстяк через проход от Портерфилда говорил соседу:
— И пусть мой адвокат походит кругами вокруг его адвоката!
А собеседник отвечал:
— А уж если его бухгалтер свалит по глупости…
Капитан Расин вежливо предупредил попытку официанта проводить его до места и самостоятельно уселся за столик напротив Портерфилда.
— Итак, Бенджамин, — сказал он, опираясь локтями на скатерть. — Я тут недавно прочел, что Уильям Фолкнер показывал здешнему бармену, как готовить мятный джулеп. Может, проверим, хорошо ли они записали рецепт?
— Нет уж, спасибо, — отказался Портерфилд. — Думаю, он и был последним, кто заказывал эту гадость. Виски.
— Мартини, — пожал плечами Расин.
Официант исчез.
— Нет возможности от него отделаться?
Портерфилд посмотрел на проходящего официанта с подносом, уставленным одинаковыми блюдами с жареным мясом, и почувствовал тоску и усталость — сказывалась трехчасовая разница во времени.
— Так вот, мне пришлось взять этот проект на себя до того, как от него окончательно откажутся. Я оказался единственным умудренным опытом человеком, который не сумел вовремя сослаться на занятость, — проговорил он медленно.
— А ты читал его материалы?
Портерфилд кивнул:
— Да, и сразу понял, что его уберут, а для начала вычеркнут из списка получателей грантов. Если не нынешний директор, так следующий.
— Жаль, что они раньше до этого не додумались.
— Что ты узнал об ограблении?
Тихим голосом, сливающимся с окружающими шумами, капитан Расин поведал следующее:
— Пока чертовски мало. Но очевидно, что охотники за кокаином побывали и в офисе у этого придурка. Кто именно — пока неясно, мы лишь знаем, что темнокожая троица разъезжает в фургоне с надписью «Служба ремонта кондиционеров». Наркоты там не так много, чтобы снизить цены на черном рынке, даже если они продали все в тот же день, так что мы мало что узнаем до переправки кокаина в Кентукки.
— А насчет взрыва? Что это было?
— Мы добрались до самого интересного. Взрыва как такового не было. В газеты это не пойдет, так что только мы с тобой сможем насладиться веселенькой новостью; так вот, найдены кусочки взрывчатки для двадцатимиллиметровой автоматической пушки.
— Шутишь!
— Увы, нисколько. — Лицо Расина неожиданно осунулось и постарело. — Наши баллисты обнаружили неразорвавшийся снаряд, который застрял в булыжниках. Вот почему охраннику казалось, что это был взрыв. Он говорил, что будка отлетела назад и развалилась на части.
— Выходит, будку расстреляли из авиационной пушки, установленной в фургоне? — Портерфилд задумался. — А можно узнать, кому изначально принадлежала эта пушка?
— Они взвесят и проверят на рентгеновском аппарате этот снаряд и все медные гильзы, которые были найдены. Видно, бандиты чем-то оснастили фургон, чтобы самих не убило при выстреле.
— Так о снарядах пока ничего не известно?
— С ними работают. Они применялись военно-воздушными силами в 50-е годы во времена треклятых судьбоносных войн. Конечно, люди Голдшмидта могли бы определить страну-изготовителя, но это вряд ли поможет, так как по большей части такие штуки делаем мы, а потом продаем или дарим. Все остальное — ловко сработанные копии, которые делают и русские, и все кому не лень.
Лицо Портерфилда приобрело обычное равнодушное выражение, так как подоспел официант с заказом, и приятели взялись за свои рюмки. В конце 50-х в Коста-Рике Портерфилд готовил к специальным операциям небольшую группу молодых латиноамериканцев, до безумия серьезных и искренних. У них не было даже грузовиков, поскольку в стране, где за машину пятилетней давности можно купить целую деревню, грузовики выглядели подозрительно. Отряд обосновался в горах, там юноши упражнялись в умении разбирать противотанковые пушки на такие мелкие детали, что их можно было увезти на велосипеде. Кандидаты в группу тщательно отбирались; подходящими для дела были только те, у кого ненависть и безрассудная смелость превалировали над прочими эмоциями. Эстебан Кабацон и любой другой из этих молодых людей могли несколькими способами спрятать на велосипеде четырехфутовую металлическую трубу… Да, этот юнец прожил прекрасную жизнь, и достаточно долгую для такой профессии… Что против них полиция и национальная гвардия, вооруженная старыми полевыми винтовками… Какой ужас был написан на физиономиях старых полицаев, когда джип сборки 1944 года отскочил назад и буквально смялся в лепешку…