Собака Метцгера - Страница 34

Вместо Портерфилда ответил Голдшмидт:

— Русские обязательно опубликовали бы бумаги Донахью, или послали бы магнитофонную запись на Ассамблею ООН, или скопировали бы вручную для каждого иностранного посла в Москве, но они не стали бы ими торговать. Со стороны русских можно опасаться только того, что они предложат за эти бумаги более высокую цену.

— Вы шутите? Более высокую цену?

— Рад, что вы не исключаете этой возможности, — отпарировал Голдшмидт. — Теперь давайте приступим к делу: нужно сформулировать ответные объявления и выразить в цифрах нашу цену. Наша главная проблема…

— Вы что, всерьез полагаете, что ЦРУ будет платить шантажистам? За угрозу, которая, по мнению директора, исходит непосредственно из КГБ?

— Директора тоже подвело внутреннее чутье, — громко проворчал Портерфилд.

— Мы здесь не для того, чтобы обсуждать планы капитуляции, — доложил Пайнс. — Вы заблуждаетесь, если полагаете, что это так. Мы должны разработать наступательную стратегию и положить всему этому конец!

Портерфилд выразительно вздохнул, но Пайнс, важно улыбаясь, продолжал:

— Мы поступим так же, как поступали последние тридцать лет: они что-то забирают у нас, а мы — у них. Мы предъявим встречные требования на том же уровне, после чего будем спокойно торговаться. Директор настроен взять заложников, желательно троих. На следующей неделе прибывает советская торговая делегация, среди них несколько весьма высокопоставленных чиновников.

Все уставились в стол, Портерфилд откашлялся, что прозвучало как попытка подавить смешок. Голдшмидт тоже закашлялся, но Пайнс не удостоил их вниманием.

— Вы хоть согласовали с канцелярией Восточной Европы? — поинтересовался Портерфилд.

— Еще нет, но непременно согласуем. Сейчас следует как-нибудь поделикатнее построить наш ответ, в точном соответствии с их запросом.

Глава 19

С раннего утра сильные ветры расчистили небо до невыносимой голубизны, и теперь солнечные лучи лупили прямо в центр воронкообразного стадиона Доджера, нагревая сиденья и бетонные ступени. Жутко завоняли разбросанные там и сям куски пищи. На третьем броске под ногами кетчера взорвалось и засияло в лучах солнца облачко пыли…

Хорхе Грихалву мало интересовали отдельные игроки, его привлекал стадион в целом. Именно поэтому он занимал ложу, с которой можно было охватить поле как единое целое. Его волновали не отдельные участники, а толпа, не конкретный удар битой, а вся движущаяся масса и изрезанное маневрами поле. Эту ложу он занимал ежегодно, такая же была у него в амфитеатре Голливуда на концертный сезон, но он обычно предлагал ее друзьям и деловым партнерам, получавшим от этого удовольствие. Ежегодные Игры Лос-Анджелеса оставляли его равнодушным: американский футбол он любил лишь как некую теорию. Бейсбол — другое дело, это почти рыцарский ритуал, благородные фигуры в белом на поле брани, изящная демонстрация ловкости и быстроты реакции перед огромным скоплением зрителей, которые восторженно дышат в унисон и замирают, когда герой замахивается битой.

Грихалва удовлетворенно оглядел своих спутников и ощутил прилив радости: счастлив человек, который может провести послеполуденные часы на стадионе Доджера в окружении друзей, надежных и преданных друзей.

Между тем по лестницам и проходам сверху вниз устремились торговцы съестным с подвешенными через плечо алюминиевыми коробами, сверкавшими в лучах солнца. Он помахал зажатой между пальцами двадцатидолларовой банкнотой и тут же увидел молоденькую продавщицу с длинными каштановыми локонами и ясным белокожим личиком, семенившую к нему по проходу.

— Дайте этим джентльменам все, что они закажут, — щедро распорядился Грихалва, махнув в сторону телохранителей.

— У меня сосиски в тесте, сэр, — вежливо ответила девица с очаровательной улыбкой.

— Поверим ей? — обернулся к друзьям радушный Грихалва.

— Откуда мы можем знать, что там у нее? — бесстрастно отозвался Хуан. — Гарантированная конина. — Он усмехнулся, татуировка на скуле скрывалась за темными очками.

— Этот пришел третьим на скачках в Белмонте, — поддержала шутку девушка, подавая Хуану хот-дог в фольге.

— Дайте пять штук, сдачи не надо, — радостно воскликнул Грихалва, хлопая себя по колену, и добавил: — Мне ту, что выиграла дерби в Кентукки.

— Я ее приберегла специально для вас, — лучезарно улыбнулась барышня, подавая отложенный сбоку сверток из фольги.

Наблюдая, как она мелькнула в толпе и затем показалась у выхода, Грихалва подумал, что сегодня у нее бойкий денек, хот-доги отлично расходятся. Он снова уставился на поле, где первый игрок неторопливо замахнулся битой движением, которое скорее можно было отнести к умственным, нежели к спортивным усилиям.

Грихалва не любил хот-доги, но алюминиевая фольга показалась ему слишком тяжелой для обычной сосиски. Вскрыв кончик пакета, он обнаружил внутри кусочек бумаги и тут же, предупредив Хуана, направился в туалет. В кабинке он развернул записку: «Хорхе, нужна твоя помощь. В сосиске — семьдесят пять сотен долларов, смотри не съешь. Возникла необходимость использовать твои связи в Мексике…»

Грихалва сунул записку в карман пиджака, не дочитав. Сегодня он не будет думать о делах. Сегодня он счастлив. Он выполнит просьбу этого психа, если она в рамках разумного, — ведь мир полон психов, ими давно никого не удивишь.

На другом конце стадиона Маргарет поднялась по ступенькам и заняла место около Китайчика.