— Ну и что? Что они конкретно могут знать?
— Мы выдвинули рабочую версию, согласно которой профессор, разрабатывавший некоторые детали психической войны, потерял свои бумаги. Его убрали, а бумаги попали в руки тем, кто намерен извлечь из них выгоду. Похоже на правду?
— Примерно.
— Есть шанс исправить положение?
— Сам понимаешь, что бумаги, возможно, уже в Москве. А может быть, они в руках какой-нибудь группки, которая вздумает все опубликовать и передаст материалы в газету, которую финансирует Компания. Все может быть.
— Ты часто думаешь об отставке? — поинтересовался Джи Кей.
— Когда жую на левой стороне. Надеюсь в качестве награды получить вставную челюсть.
— Кое-кого беспокоит, что люди, заполучившие бумаги, знают, как их применить. Я уже получил две просьбы о перемещении, обе от людей, боящихся оказаться в столицах дружеских государств в тот день, когда будет обнародовано, чем они там занимаются на самом деле.
— Ничего удивительного, — рассмеялся Портерфилд. — Я уже просил директора отозвать таких людей. Большинство вышли в отставку.
Джи Кей отошел к окну.
— Бен, с тобой разделаются. Ответы на эти просьбы прошли через мой отдел, я все видел. Просьбы отклонены, и знаешь, кто подписывал приказы?
— Нет.
— Ты.
— Понятно. Спасибо, Джи Кей, — выдавил Портерфилд.
— Что я могу для тебя сделать?
— То же, что и всегда, что считаешь нужным. Попался тот, кто уверен, что попался. Найди приказы и изготовь бумагу, подписанную моим именем, — как будто я аннулирую свои приказы.
— А что ты предпримешь?
— Может, побеседую с директором.
— Если сможешь попасть к нему.
— Что ты имеешь в виду?
— В тот год, когда меня не было в стране, они производили ревизию. Когда это было?
— В семьдесят пятом.
— Судя по тому, что я вчера наблюдал в Лэнгли, грядет то же самое. Они боятся за директора. Приставили к нему телохранителей. Они боятся, что из-за огласки этого дела кое-кто в Компании решит, что настало время взять все в свои руки.
— Где это мы? — поинтересовалась Маргарет.
— Видишь надпись? — Китайчик Гордон высунул в окно локоть и включил левый поворот.
— Какую?
— Да вот — «Стоянка сзади». — Он махнул на пятифутовую вывеску, горящую алыми неоновыми буквами. Вывеска самого бара или ресторана не горела, поэтому название можно было прочесть лишь при дневном свете.
— Прелестно.
Китайчик выехал на темную аллею и припарковался около пятнисто-серого «шевроле» 1968 года. Выйдя, Маргарет обнаружила, что стоянка представляет собой огромный прямоугольник, окруженный стенами, в углах которого беспорядочно брошены пятьдесят — шестьдесят машин.
— Выглядит как плацдарм для уничтожения.
— Просто конец недели, — пояснил Китайчик. — Надо будет нам выехать отсюда пораньше, до того, как начнется всеобщий разъезд, так что самое интересное мы пропустим.
— С большим удовольствием пропущу.
— Если мы хотим встретиться с Иммельманом, то это здесь. Мамашу Мейсон он навещает только по четвергам.
Они толкнули дверь и окунулись в спертую прокуренную атмосферу. Где-то надрывался тенор с южным акцентом, перекрывавший аккомпанемент бас-гитары. Невольно содрогнувшись, Маргарет оглядела темноватое помещение, похожее на пещеру, через которое тянулся длиннейший мраморный бар с семью барменами. Черную закопченную стену подпирала четверка мужчин с выправкой и тяжелым взглядом копов. Вокруг расставленных там и сям столиков публика веселилась, пила и пела, музыка так грохотала, что уже не воспринималась как музыка, казалось, будто находишься внутри какого-то механизма с работающими полуразбитыми поршнями и шестеренками. Маргарет проследовала за Гордоном сквозь стену полупьяных мужчин, близко вдыхая запах пота и сигарет, исходивший от их ковбоек, ориентируясь на маячившую впереди спину Китайчика, за которую ей хотелось ухватиться, чтобы не пропасть. Один мужик, орущий какую-то песню, приостановился, чтобы выдохнуть ей вслед вместе с запахом пива и курева: «Ты уже получила все, что хотела, крошка?»
Она подумала, что Иммельман прав, называя своих девушек, чьи имена он никогда не удосуживался запомнить, «крошка» или «солнышко».
За столиками сидела масса людей в головных уборах — девушки в ковбойских шляпах, один мужчина в бейсбольной кепке, некоторые носили что-то фирменное от «Катерпиллар» или «Питербилт». Одна шляпа, оливково-серая с черными сержантскими полосками, выглядела особенно изящно.
Китайчик Гордон приволок ее в самый темный угол, где Кеплер с Иммельманом наливались пивом, запивая его виски. При виде Маргарет пошатывающийся Иммельман галантно отодвинул для нее стул, а затем поднял руку, подзывая вертевшуюся поблизости официантку. Она тут же подбежала на невозможно высокой платформе, что заставило Маргарет поморщиться, и наклонилась, изображая абсолютное внимание и расторопность.
Когда Китайчик Гордон заговорил, Маргарет удивилась, что здесь можно что-то расслышать. Казалось, шум куда-то отодвинулся.
— У нас возникла новая идея. Следует ее обсудить.
Иммельман ухмыльнулся и махнул лапищей в сторону Кеплера:
— Какое совпадение! Я только что излагал свою новую идею Кеплеру.
— Не слушай, Китайчик, — отреагировал Кеплер, — он безнадежно отстал от жизни. Я только из жалости делаю вид, что воспринимаю его всерьез.
— Так что у тебя за идея? — спросила Иммельмана Маргарет.
— Спасибо, что спрашиваешь, сладкая моя, — расчувствовался Иммельман. Он был слишком пьян, чтобы вспомнить ее имя. — У нас отличная возможность удачно вложить капитал. Я, если вы помните, родом из фермерского края.